Сырые данные, используемые для тренировки алгоритмам машинного обучения, изначально маркируются человеком, и для оценки их точности также требуется проверка человека.
Иногда эта работа может быть трудна для психики, поэтому ее выполняют только совершеннолетние. Но подростки из бедных стран находят способы обойти ограничения.
Сырые данные, используемые для тренировки алгоритмам машинного обучения, изначально маркируются человеком, и для оценки их точности также требуется проверка человека.
Иногда эта работа может быть трудна для психики, поэтому ее выполняют только совершеннолетние. Но подростки из бедных стран находят способы обойти ограничения.
Маркировка данных варьируется от простой — например, идентификация изображений уличных фонарей или сравнение подобных продуктов электронной коммерции — до очень сложных, таких как модерация контента, когда работники классифицируют вредоносное содержимое данных, собранных со всех уголков интернета. Об этом пишет Wired.
Эти задачи часто передают на аутсорсинг фрилансерам через краудсорсинговые онлайн-платформы, такие, как Toloka. Именно на этом сайте заработал 15-летний Хасан, который выяснил, что может зарабатывать на маркировке данных для ИИ от $1 до $2. По его словам, минимальная заработная плата в стране к тому времени составляла около $0,26 в час.
«Искусственный интеллект представляют как волшебный ящик, который может все, — говорит Сайф Сэвидж, директор Лаборатории гражданского искусственного интеллекта Северо-Восточного университета. «Общество просто не знает, что за кулисами стоят люди».
По крайней мере, некоторые из этих работников — дети. Платформы требуют, чтобы работники были старше 18 лет, но Хасан просто ввел данные родственника и использовал соответствующий способ оплаты, чтобы обойти проверку — и он не один такой. Wired пообщался с тремя другими работниками в Пакистане и Кении, которые рассказали, что присоединились к платформам еще несовершеннолетними.
«Когда я еще учился в средней школе, многие подростки обсуждали работу в интернете и то, как они присоединились к платформе, используя родительские удостоверения», — рассказывает один работник, присоединившийся к Appen в 16 лет в Кении и пожелавший остаться неизвестным. После школы он и его друзья входили в систему, чтобы выполнить задания по аннотированию до поздней ночи, часто по восемь часов и больше.
«Если мы подозреваем, что пользователь нарушил Пользовательское соглашение, Toloka проведет проверку лица и пригласит удостоверение личности с фотографией и фотографией пользователя, который держит удостоверение», — говорит Гео Джикаев, руководитель операций Toloka.
Работники преимущественно работают в Восточной Африке, Венесуэле, Пакистане, Индии и Филиппинах — хотя даже есть работники в лагерях беженцев, которые маркируют, оценивают и генерируют данные. Работникам платят за каждое задание, вознаграждение колеблется от цента до нескольких долларов — хотя верхний предел считается чем-то вроде редкой жемчужины, говорят работники. «Характер работы часто похож на цифровое рабство, но это необходимость, чтобы зарабатывать на жизнь», — говорит Хассан, который сейчас также работает на Clickworker и Appen.
Иногда работники просят загружать аудио, изображения и видео, которые пополняют базы данных, используемые для обучения искусственному интеллекту. Обычно работники не знают, как будут обрабатываться их данные, но они могут быть достаточно личными.
На вкладке «Рабочие задания» на сайте Clickworker одна из задач звучит так: «Покажи нам своего малыша/ребенка! Помогите научить искусственный интеллект, сделав 5 фотографий вашего малыша/ребенка!» за €2 ($2,15). Следующее: «Позвольте вашему несовершеннолетнему ребенку (в возрасте 13–17 лет) принять участие в интересном селфи-проекте!»
Некоторые задачи предусматривают модерацию контента — это помогает ИИ отличать невинный контент от содержания насилия, языка вражды или изображения взрослых. Хассан поделился записями с экрана задач, доступных в день. В одной из задач UHRS его просили идентифицировать слова «fuck», «c**t», «dick» и «bitch» в тексте.
В Toloka ему показали страницы с частично обнаженными телами, включая сексуальные изображения, рекламу нижнего белья, обнаженную скульптуру и даже обнаженное тело из картины в стиле Ренессанса. Задание? Отделить взрослый контент от приемлемого, чтобы помочь алгоритму различить непристойные и допустимые торсы.
Хассан вспоминает, как модерировал контент, когда ему еще не исполнилось 18 лет, на UHRS, что, по его словам, продолжает оказывать влияние на его психическое здоровье. Он говорит, что контент был откровенным:
Обойти проверку возраста можно достаточно просто. Более мягкие платформы, такие как Clickworker и Toloka, просто требуют работников указать, что им исполнилось 18 лет; наиболее безопасные, такие как Remotasks, используют технологию распознавания лиц, чтобы сопоставить работников с их фотографиями на удостоверении личности.
Но даже это может быть ненадежным. По словам одного работника, он просто поднес телефон к лицу своей бабушки, чтобы пройти проверку. Еще одним способом доступа несовершеннолетних к работе является совместное использование одной учетной записи в семье. В некоторых венесуэльских семьях, когда родители готовят еду или выполняют поручения, дети заходят в систему, чтобы выполнить задание.
Указывается на случай, когда в одной семье из шести человек, где детям было по 13 лет, все пользовались одним аккаунтом. Семейный дом работал как фабрика, когда двое членов семьи постоянно находились за компьютерами, работая над маркировкой данных. «Когда у родителей начинали болеть спины, от долго сидения, они уходили на перерыв, а их место занимали дети.
Не все несовершеннолетние работники, опрошенные Wired, разочаровались в платформах с задачами. В 17 лет большинство друзей Юниса Хамдина работали официантами. Но этот пакистанский подросток решил присоединиться к UHRS, используя платформу по три-четыре часа в день, параллельно со школой, зарабатывая до $100 в месяц.
Самой прибыльной задачей, с которой он столкнулся, было сравнение товаров на Amazon. По словам Хамдина, которому исполнилось 18 лет, ему нравится работать на платформу, потому что там платят в долларах США (что редкость в Пакистане) и поэтому он получает выгоду от обменного курса. Но факт, что оплата этой работы невероятно низка по сравнению с зарплатами штатных работников технологических компаний, остается фактом.
Другого мнения об этих платформах придерживается Хассан, недавно поступивший на бакалаврскую программу по медицинским лабораторным технологиям. Приложения остаются его единственным источником дохода: он работает с 8 утра до 6 вечера, а затем со 2 ночи до 6 утра. Однако его заработок упал до $100 в месяц, поскольку спрос на задачу превысил предложение — с началом пандемии к нему присоединилось большее количество работников.
Он сетует на то, что за задачи UHRS могут платить всего 1 цент. Даже на более высокооплачиваемых работах, таких как эпизодические задачи в социальных сетях Appen, ему приходится тратить на неоплачиваемые исследования много времени. Это означает, что ему нужно работать пять-шесть часов, чтобы выполнить час непосредственно самой работы, и все это для того, чтобы заработать $2, утверждает Хассан. «Это цифровое рабство», — считает парень.
